Портрет Максимилиана Волошина работы В.П. Андерса. Коктебель. 1927.

Автор: И.В. Пальцева, кандидат юридических наук, судья арбитражного суда Северо-Кавказского округа в отставке

 Статья опубликована: Судебные ведомости. 2016. № 1(55).

 Раннее ноябрьское утро 1909 года на окраине Петербурга не омрачилось убийством, хотя дуэль между Максимилианом Волошиным и Николаем Гумилевым была нешуточной. Волошин дал пощечину известному поэту из­-за женщины, Елизаветы Дмитриевой, которая нравилась им обоим. Экзотическое имя – Черубина Габриак – придумал для нее Макс Волошин, славившийся своим мифотворчеством и принимавший активное участие в судьбах людей искусства. Под этим именем Елизавета публиковала свои стихи в журнале «Аполлон», издававшемся в Петербурге, причем для создатателей журнала имя автора прекрасных стихов на пахнущей изысканными пряными духами бумаге с вложенными листочками растений оставалось загадкой. Никто и не догадывался, что растения – с дачи Волошина и что след ведет в Коктебель, пока сама Дмитриева не удержалась и проговорилась сотруднику «Аполлона». Узнал обо всем и влюбленный в Дмитриеву Гумилев. К тому же ему стало известно, что у Елизаветы есть жених, инженер Владимир Васильев. В порыве чувств Николай Гумилев оскорбил Елизавету Ивановну, она пожаловалась на его жестокие слова Волошину. Последовала размашистая пощечина и дуэль. Гумилев выстрелил, пистолет Волошина дважды дал осечку – так рассказывает со слов своего деда А. Толстого, присутствовавшего на дуэли в роли распорядителя, его внук, журналист и писатель Иван Толстой.

Максимилиан Волошин родился в 1877 году в Киеве. Его отец, член Киевской палаты уголовного и гражданского права Александр Максимович Кириенко­Волошина, умер, когда мальчику исполнилось четыре года. Воспитанием Макса занималась мать, Елена Оттобальдовна. А так как воспитание требовало средств – она служила на телеграфе, а после переезда в Москву – в конторе на Московско­Брестской железной дороге, что в то время для женщины являлось редкостью.

Ставший в дальнейшем известным художником, искусствоведом и поэтом, Волошин изначально собирался пойти по пути своего отца и учился на юридическом факультете Московского университета. За участие в студенческих волнениях он был отчислен с правом восстановления, для чего следовало подать прошение с обязательством соблюдать университетские правила. Мать советовала сыну вернуться в Московский университет или поступать в Юридический лицей в Ярославле, ведь все отмечали способности студента к юридической карьере. Сохранились, к примеру, воспоминания о застольных семейных беседах. Макс защищал от нападок бабушки свою двоюродную сестру, приводя четкие аргументы, на что дядя заметил: «Браво, браво, Макс! Ты настоящий адвокат, видимо, готовишься к профессии юриста».

Однако после окончательного отчисления из университета Волошин решил посвятить себя искусству. Долгое время он путешествует по Европе, посещает музеи и выставки, библиотеки, учится живописи, слушает лекции по музееведению, пишет искусствоведческие статьи. Свои жизненные стремления он формулирует в стихах:

 Все видеть, все понять, все знать, все пережить,

Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,

Пройти по всей земле горящими ступнями,

Все воспринять и снова воплотить.

 Поэт особенно наслаждается атмосферой Франции, Парижа. О роли этого города в его жизни написала Марина Цветаева в воспоминаниях о Волошине: «Ни одного рассказа, кроме как из жизни французов – писателей или исторических лиц – никто из его уст тогда не слышал. Ссылка его была на Францию. Он так жил, головой, обернутой на Париж. Париж XII века или нашего нынешнего, Париж улиц и Париж времен был им равно исхожен. В каждом Париже он был дома и нигде, кроме Парижа, в тот час своей жизни и той частью своего существа, дома не был... Его ношение по Москве и Петербургу, его всеприсутствие и всеместность везде, где читались стихи и встречались умы, было только воссозданием Парижа...весь Париж со всей его, Парижа, вместимостью, был в него вмещен. (Вмещался ли в него весь Макс?)».

Волошин писал из Парижа искусствоведческие статьи о своих современниках, художниках Редоне, Борисове­Мусатове, Врубеле, Сарьяне, Богаевском. С точкой зрения Волошина не всегда можно согласиться, но и в этих случаях она отличается оригинальностью, эмоциональным отношением к искусству.

Огромный скандал вызвала реакция Волошина на историю с картиной Репина «Иван Грозный и сын его Иван». А дело было в следующем. 16 января 1913 года 29­летний Абрам Балашов пришел в Третьяковскую галерею с ножом, бросился на картину и трижды полоснул ее с воплями: «Довольно крови! Довольно крови!» (потом И. Е. Репину пришлось воссоздавать лица героев заново). Журналисты, критики и художники возмущались поступком Балашова как актом вандализма, требовали для него сурового наказания и сочувствовали Репину.

Точка зрения Волошина была другой. 19 января в газете «Утро России» он выступил со статьей «О смысле катастрофы, постигшей картину Репина», в которой рассуждал о категории ужасного в искусстве. По мнению Волошина, натуралистическое изображение убийства воздействовало на подсознание и вызвало ответное насилие. Этим Волошин не ограничился, он еще выступил с докладом в Политехническом музее. Среди присутствовавших на диспуте – мать докладчика, Елена Оттобальдовна, Марина Цветаева, группа «Бубновый валет» и сам Илья Ефимович Репин. Публика реагировала бурно: неистово аплодировала и неистово свистела. Поначалу миролюбиво настроенный Репин потерял самообладание...

Составляя портрет Максимилиана Волошина, нельзя не сказать о его увлечении модными на рубеже веков идеями Рудольфа Штейнера о возможности мистического постижения потустороннего, «суперреального» мира, что было тогда в духе времени, которое переживало так называемое «оккультное возрождение». Увлеченный идеями антропософии, Волошин в 1914 году приехал в Дорнах (Швейцария), где вместе с единомышленниками более чем из 70 стран (в том числе представителями русской интеллигенции: Андреем Белым, Маргаритой Сабашниковой) участвовал в строительстве Первого Гетеанума – культурного центра антропософского общества. Свое название Центр получил в честь Гете, так как его учение и в целом европейская идеалистическая традиция легли в основу антропософии. «...Этапы блуждания духа: буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия, Р. Штейнер. Период больших личных переживаний романтического и мистического характера...», – напишет Волошин в своей Автобиографии 1925 года.

Однако у поэта, стремящегося пешком обойти всю планету, была Родина его души – Коктебель. Елена Оттобальдовна, выйдя на пенсию, купила в захолустном тогда Коктебеле участок земли и занялась строительством дома. Волошин понял красоту природы Крыма и создал в своих произведениях художественный образ Киммерии, поэтической страны, увековеченной Гомером. Он бродил по окрестностям, рисовал свои непревзойденные акварели, дополняя их стихами собственного сочинения. Со временем Коктебель стал местом паломничества творческой интеллигенции. В гости к Волошину приезжали М.Цветаева, Н. Гумилев, А. Белый, А. Толстой, О. Мандельштам.

М. Волошин. В окрестностях Коктебеля. 1910-е.

М. Волошин. Коктебель. 1932.

Революция и гражданская война не сделали поэта эмигрантом, хотя его рассуждения однозначно выказывают отношение к этим событиям: «Справедливость... как порыв любви, как мятеж против беззакония, – прекрасна... Справедливость судящая, наказывающая – зло. Нет закона, справедливого для двух людей, потому что моральные пути не совпадают и героический поступок одного явился бы преступлением для другого».

Волошин остался в России, обратился к ней в своих помыслах и стихах. Он занимался просветительской работой, читал лекции, занимался вопросами охраны культурных и художественных ценностей в Феодосийском уезде. На берегу моря в собственном доме в Коктебеле Волошин организовал Дом творчества. Сейчас в этом доме музей Максимилиана Волошина.

Соприкасаясь с жизнью поэта, прослеживая его путь, непременно окунаешься в атмосферу Серебряного века, встречаешь знакомые имена поэтов и художников, мысленно попадаешь на берег моря в дом, открытый для всех.

Начавшаяся в Москве юридическая карьера оказалась для Волошина неподходящей. Ему не пришлось как Кандинскому мучительно выбирать между юриспруденцией и живописью. Сам факт исключения из университета за участие в студенческих беспорядках дал ему шанс пересмотреть жизненные приоритеты, начать путешествие по Европе, выбрать искусство и литературу делом своей жизни. Участие в студенческих волнениях на первых порах явилось проявлением свободы духа, но в дальнейшем Волошин отказался от того, чтобы примкнуть к «белым» или «красным», воевать на фронтах Первой мировой войны. В этом – проявление его отдельности, индивидуальности, творческой одаренности личности. Роль поэта, его миссию в годы революционных войн Максимилиан Волошин видел в миротворчестве: «Когда на земле происходит битва, разделяющая всё человечество на два непримиримых стана, надо, чтобы кто­то стоял в своей келье на коленях и молился за всех враждующих: и за врагов, и за братьев. В эпоху всеобщего ожесточения и слепоты надо, чтобы оставались люди, которые могут противиться чувству мести и ненависти и заклинать обезумевшую реальность — благословением. В этом — высший религиозный долг, в этом «Дхарма»

Максимилиан Волошин. История моей души. – М.: Аграф, 1999. – 480 С. Составитель Купченко В.П.

Волошин М. Искусство и искус: Эссе. – Спб. : Издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2014. – 288 С.

М. Цветаева. Сочинения в двух томах. – М.: Художественная литература, 1984.

С. Пинаев. Максимилиан Волошин, или себя забывший бог. – М.: Молодая гвардия, 2005. – 661 (11) С.:ил. – (Жизнь замечат. людей: Сер. Биогр.; Вып.917).