Сергей Викторович Потапенко,

заведующий кафедрой гражданского процесса и международного права Кубанского государственного университета, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, почетный работник судебной системы

Статья опубликована: Судья. 2017. № 2. С. 32 - 35. На сайте pro-sud-123.ru статья размещена с согласия автора.

Как известно, ни в теории права, ни в отраслевых юридических науках до настоящего времени нет единого понимания стандартов правосудия. По этой причине нам представляется, что ориентироваться в этом случае, следует, прежде всего, на часть 1 ст. 17 Конституции Российской Федерации, в соответствии с которой в Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией.

В юридической литературе отмечается, что в приведенной норме «зафиксированы приоритет общепризнанных принципов и норм международного права в установлении стандартов прав человека и их конституционное восприятие Россией, что порождает вполне определенные обстоятельства для законодателя, исполнительной власти и суда»[1]. Применительно к правосудию, на наш взгляд, это означает, что международные стандарты правосудия могут устанавливаться исключительно на основании общепризнанных принципов и норм международного права. Иными словами, международные стандарты правосудия должны определяться нормами международных правовых актов и актов их толкования уполномоченными международными органами[2]. Так, например,  Конституционный Суд Российской Федерации  отмечает[3],  что Российская Федерация ратифицировала Конвенцию о защите прав человека и основных свобод[4](далее — Конвенция) и тем самым признала: ее — составной частью своей правовой системы, а юрисдикцию Европейского Ссуда по правам человека (далее — ЕСПЧ), в силу статьи 46 Конвенции, ipso facto и без специального соглашения — обязательной по вопросам толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней в случаях их предполагаемого нарушения Российской Федерацией (согласно пункту 1 данной статьи Конвенции в редакции Протокола от 13 мая 2004 года № 14 «Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются исполнять окончательные постановления Суда по делам, в которых они являются сторонами»).

Постановление ЕСПЧ, вынесенное в отношении России, может являться основанием для пересмотра судебных постановлений, вступивших в законную силу судебных решений, как новое обстоятельство. Так,  согласно пункту 4 части  4 ст. 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (далее — ГПК РФ)[5] к новым обстоятельствам относится установление ЕСПЧ нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в ЕСПЧ. Как указано в подпункте «г» п. 11 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 11 декабря 2012 г. № 31 «О применении норм Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении судами заявлений, представлений о пересмотре по вновь открывшимся или новым обстоятельствам вступивших в законную силу судебных постановлений»[6], при рассмотрении заявлений, представлений о пересмотре судебных постановлений по новым обстоятельствам, необходимо учитывать, что в соответствии с пунктом 4 части 4 ст. 392 ГПК РФ, с учетом Рекомендации Комитета министров Совета Европы №N R (2000) 2 «По пересмотру дел и возобновлению производства по делу на внутригосударственном уровне в связи с решениями Европейского Суда по правам человека»[7], основанием для пересмотра судебного постановления является такое постановление ЕСПЧ, в котором установлено нарушение Конвенции о защите прав человека и основных свобод и (или) Протоколов к ней, повлиявшее на правильность разрешения дела заявителя.

Важное положение, подчеркивающее нормативный характер общепризнанных принципов международного права, закреплено в п. 1 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. № 5 (ред. от 05.03.2013) «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»[8]. Здесь указано, что под общепризнанными принципами международного права следует понимать основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо. Очевидно, что такой вывод распространяется и на стандарты правосудия, одной из составляющих которых являются имеющие нормативный характер общепризнанные принципы правосудия.

Таким образом, стандарты правосудия — это общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры, касающиеся правосудия, а также акты их официального толкования уполномоченными международными органами (например, постановления ЕСПЧ).

Важнейшие условия справедливого правосудия — открытость и гласность судопроизводства. Стандарты для них установлены, прежде всего, Всеобщей декларацией прав человека[9], Международным пактом от 16 декабря 1966 г. «О гражданских и политических правах»[10], а также уже упомянутой Конвенцией. Рассмотрим подробнее, что входит в содержание этих двух понятий.

Согласно ст. 10 Всеобщей декларации прав человека, каждый человек, для определения его прав и обязанностей и для установления обоснованности предъявленного ему уголовного обвинения, имеет право, на основе полного равенства, на то, чтобы его дело было рассмотрено гласно и с соблюдением всех требований справедливости независимым и беспристрастным судом. Как видим, в качестве важнейшего права человека закреплено право на гласный суд, однако о публичности здесь речи не идет.

В пункте 1 ст. 14 Международного Пакта о гражданских и политических правах, наоборот, три раза употребляется термин «публичность», в то время как «гласность» вовсе не упоминается. Так, в соответствии с названной нормой все лица равны перед судами и трибуналами. Каждый имеет право при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему, или при определении его прав и обязанностей в каком-либо гражданском процессе, на справедливое и публичное разбирательство дела компетентным, независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Печать и публика могут не допускаться на все судебное разбирательство или часть его по соображениям морали, общественного порядка или государственной безопасности в демократическом обществе или когда того требуют интересы частной жизни сторон, или — в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо, — при особых обстоятельствах, когда публичность нарушала бы интересы правосудия; однако любое судебное постановление по уголовному или гражданскому делу должно быть публичным, за исключением тех случаев, когда интересы несовершеннолетних требуют другого или когда дело касается матримониальных споров или опеки над детьми.

Как следует из ст. 6 Конвенции, каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или национальной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо — при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия.

В этом, пожалуй, первом по значимости международном стандарте правосудия употреблены и в определенной степени разъяснены термины «публичность» и «гласность».

Практика ЕСПЧ показывает, что Суд употребляет их как синонимичные.

Так, первым из наиболее громких споров о публичности правосудия, разрешенным ЕСПЧ по жалобе заявителя из РФ, было дело «Загородников против Российской Федерации». В постановлении по этому делу ЕСПЧ установил, что имело место нарушение пункта 1 ст. 6 Конвенции (а именно — права на публичное судебное разбирательство) в связи с тем, что вход в здание Арбитражного суда г. Москвы был ограничен, и указал, что: «публичный характер процесса защищает его участников от тайного отправления правосудия без общественного обсуждения[11].

В 2008 году ЕСПЧ опубликовал постановление по делу «Рякиб Бирюков против Российской Федерации», в котором установил факт нарушения права на справедливое судебное разбирательство в виде не оглашения судебного акта в полном объеме публично. По мнению ЕСПЧ, нарушение пункта 1 ст. 6 Конвенции выразилось в том, что не было выполнено требование гласности судебных решений.  ЕСПЧ также напомнил, что публичный характер судебного разбирательства защищает стороны судебного процесса от отправления правосудия в режиме секретности и без общественного контроля, а; что также является одним из средств, посредством которого поддерживается доверие к нижестоящим и вышестоящим судам[12].

В этом постановлении сформулирована важнейшая функция гласности - осуществление контроля над судом со стороны общества, что может способствовать, с одной стороны, независимости судей, а с другой —стороны, профилактике возможной коррупции в судейской среде.

В российской юридической литературе понятия «гласность» и «публичность» также в целом рассматриваются как синонимичные, о чем, например, свидетельствует формулировка «требование гласности (публичности) (курсив наш. — С.В.) судебного разбирательства»[13]. Cоответствует ли открытость и гласность российского гражданского судопроизводства международным стандартам правосудия? Полагаем, что в целом — да, соответствует, причем не только в институциональном аспекте, но и в плане судебного правоприменения. Однако есть некоторые терминологические разночтения: в конечном счете они, безусловно, преодолимы, но тем не менее, следует остановиться на них более подробно.

Дело в том, что использование в Конвенции и актах ЕСПЧ терминов «гласность» и «публичность» в качестве синонимов вызвало в российской юридической науке продолжение синонимичного ряда. В частности,  в доктрине стали встречаться термины «транспарентность», «прозрачность», «публичность» и т.п.

Так, например, В.И. Анишина отмечает, что в современном понимании содержание принципа транспарентности многогранно и все термины, используемые в названии данного принципа для его наименования («гласность», «открытость», «транспарентность»), весьма близки по значению, но не идентичны, и каждый из них связан с определенной стороной в организации или деятельности судебной власти[14].  Е.Г. Фоменко рассматривает гласность как составляющую публичности, а транспарентность — как наиболее широкое понятие, включающее в себя и публичность, и гласность[15].

В нашем понимании, гласность  — это конституционный принцип судопроизводства. Часть 1 ст. 123 Конституции Российской Федерации устанавливает: «Разбирательство дел во всех открытое. Слушание дела в закрытом заседании допускается в случаях, предусмотренных федеральным законом». На основе этого принципа в процессуальных кодексах регламентируются основания и порядок принятия решения о проведении закрытого судебного слушания. Исходя из этого, принцип гласности характеризует само судопроизводство, способ рассмотрения, слушания дела.

Как справедливо отмечал К.Ф. Гуценко, «суть данного принципа состоит в стремлении дать возможность всем гражданам, не являющимся участниками процесса по тому или иному судебному делу, присутствовать при его разбирательстве. Это, по идее, должно способствовать демократизму правосудия; предоставляемая гражданам возможность находиться в помещении, где происходит разбирательство судебного дела, является своеобразной формой народного контроля за правосудием, дисциплинирует суд, вынуждает его более ответственно относиться к решению возникающих вопросов как по существу, так и по форме, проявлять заботу о том, чтобы все происходящее в суде было максимально убедительным, обоснованным»[16].

В отличие от гласности, открытость судопроизводства — это  прежде всего обеспечение доступа к информации о деятельности судов, что вполне закономерно «рассматривается в контексте становления информационного общества и открытости органов государственной власти»[17].

С учетом определенного сходства вышеприведенных вышеперечисленных понятий открытости, гласности, прозрачности, транспарентности, публичности судопроизводства, считаем заслуживающим внимания мнение о том, чтобы для простоты и удобства следует отказаться от некоторых из них, сведя и свести их количество к минимуму. В связи с этим представляется правильным высказанное в юридической литературе предложение использовать два термина: «гласность» — применительно к судебному разбирательству и «открытость» — в отношении деятельности суда как государственного органа[18].

Гласность должна рассматриваться в процессуальном аспекте, т.е. как конституционный принцип судопроизводства, закрепленный во всех процессуальных кодексах. Открытость — с позиции обеспечения доступа к информации о деятельности судов, что, в конечном счете, обеспечивает конституционное право каждого на доступ к информации (ч. 4 ст. 29 Конституции РФ) и, приобретает особую актуальность в современных условиях становления информационного общества и открытости органов государственной власти.

Именно такая итоговая формула «открытость и гласность судопроизводства» закреплена в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 13 декабря 2012 г. № 35 «Об открытости и гласности судопроизводства и о доступе к информации о деятельности судов»[19].  В его преамбуле отмечается, что открытость и гласность судопроизводства, своевременное, квалифицированное, объективное информирование общества о деятельности судов общей юрисдикции способствуют повышению уровня правовой осведомленности о судоустройстве и судопроизводстве, являются гарантией справедливого судебного разбирательства, а также обеспечивают общественный контроль за функционированием судебной власти. Открытое судебное разбирательство является одним из средств поддержания доверия общества к суду. Важно, также, что в п. 23 названного Постановления  содержится указание о томна то, что несоблюдение требований о гласности судопроизводства (ст. 10 ГПК РФ) в ходе судебного разбирательства свидетельствует о нарушении судом норм процессуального права и является основанием для отмены судебных постановлений.

Реализация в гражданском судопроизводстве принципов открытости и гласности правосудия неразрывно связана с вопросами взаимодействия судебной власти со средствами массовой информации, своевременности информирования общественности о деятельности судов и органов судейского сообщества, формирования позитивного общественного мнения о судебной системе, повышения уровня доверия населения к судебной власти[20]. Не случайно, поэтому в Концепции федеральной целевой программы «Развитие судебной системы России на 2013—2020 годы»[21] обращается внимание на то, что от освещения деятельности судов зависят предупреждение коррупционных проявлений, формирование доверия к российской судебной системе, прозрачность, публичность и гласность правосудия.

Гарантией открытости и гласности судопроизводства является такая организация судебной власти, которая делает реальным доступ граждан и представителей СМИ во все суды.

Порядок доступа граждан, организаций, общественных объединений, органов государственной власти и местного самоуправления к информации о деятельности судов регламентирован Федеральным законом от 22 декабря 2008 г. № 262-‑ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации»[22] (в ред. от 28 июня 2010 г.). В частности, этим Законом установлены основные принципы и способы обеспечения доступа к информации о деятельности судов, а также определены формы предоставления такой информации.

 

---

[1] Комментарий к Конституции Российской Федерации / Под ред. В.Д. Зорькина, Л.В. Лазарева. М., 2009. С. 179.

[2] См.: Медведев Е.В. Развитие и реализация стандартов правосудия в Российской Федерации (теоретико-правовой аспект):. Автореф. дис. канд. юрид. наук. М., 2012. URL: http://lawtheses.com/razvitie-i-realizatsiya-standartov-pravosudiya-v-rossiyskoy-federatsii.

[3] См.: п. 2 Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2015 г. № 21-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы» // СЗ РФ. 27.07.2015. N№ 30. Ст. 4658.

[4] Заключена в г. Риме 4 ноября 1959 года // СЗ РФ. 2001. № 2. Ст. 163. Ратифицирована Российской Федерацией в 1998 г., см.: Федеральный закон от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» // СЗ РФ. 1998. № 14. Ст. 1514.

[5]  Бюллетень ВС РФ. 2013. № 2.

[6] Российская газета. 2012. 21 декабря.

[7] Журнал российского права. 2000. № 9.

[8]  Бюллетень Верховного ВС РФ. 2003. № 12.

[9] Принята Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 года // Российская газета. 1995. 5 апреля; 1998. 10 декабря.05.04.1995. № 67: Российская газета. 10.12.1998.

[10] Бюллетень ВС РФ. 1994. № 12. Пакт ратифицирован Указом Президиума ВС СССР от 18.09.1973 № 4812-VIII.

[11] Постановление ЕСПЧ от 7 июня 2007 г. по делу «Загородников (Zagorodnikov) против Российской Федерации» (жалоба № 66941/01). Перевод на русский язык //Бюллетень ЕСПЧ. 2008. № 11.

[12] Постановление ЕСПЧ от 17 января 2008 г.17.01.2008 по делу «Рякиб Бирюков (Ryakib Biryukov) против Российской Федерации» (жалоба № 14810/02). Перевод на русский язык // Российская хроника Европейского Суда. Приложение к Бюллетеню ЕСПЧ. 2009. № 1. 

[13] См., например: Стандарты справедливого правосудия (международные и национальные практики) / Под ред. Т.Г. Морщаковой. М., 2012. С. 57.

[14] См.: Анишина В.И. Принцип гласности, открытости и транспарентности судебной власти: проблемы теории и практики реализации // Мировой судья. 2006. № 11. С. 21.

[15] Фоменко Е.Г. Принцип публичности гражданского процесса: истоки и современность:. Автореф. дис. на соискание уч. ст.… канд. юрид. наук. Томск, 2006.

[16] Гуценко К.Ф. Правоохранительные органы: учебник . 2-е изд., испр. и перераб. М., 2013. С. 98.

[17] См.: Поздняков М.Л. Практическая реализация принципа открытости правосудия в Российской Федерации. СПб.,: Институт проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге, 2013.

[18] См.: Аносова Л.С. Конституционный принцип гласности судопроизводства: правовое регулирование и практика реализации:. Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2012.

[19] Бюллетень ВС РФ. 2013. № 3.

[20]  См.: Арестова О.Н., Ковалева Н.Н., Арестова О.Н. Комментарий к Федеральному закону от 22 декабря 2008 г. № 262-ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации» // Подготовлен для СПС «КонсультантПлюс».

[21] Утверждена Распоряжением Правительства Российской Федерации от 20 сентября 2012 г. № 1735-р «Об утверждении Концепции федеральной целевой программы «Развитие судебной системы России на 2013-2020 годы» // Российская газета. 2012. 2 октября.

[22] Российская газета. 2008. 26 декабря.