На фото один из авторов статьи Илья Пащенко.

На сайте Pro-sud-123.ru настоящая статья размещена с согласия авторов. Статья опубликована: Труды по интеллектуальной собственности. 2018. № 1 (Том XXXII). С. 40-56.

С.В. ПОТАПЕНКО

Кубанский государственный университет, декан юридического факультета, заведующий кафедрой гражданского процесса и международного права, доктор юридических наук, профессор (350000, Краснодарский край, г. Краснодар, ул. Рашпилевская, 43)

И.Ю. ПАЩЕНКО

Кубанский государственный университет, юридический факультет, аспирант кафедры гражданского права (350000, Краснодарский край, г. Краснодар, ул. Рашпилевская, 43)

 

Ключевые слова: информация, гражданское законодательство, гражданский оборот, интеллектуальная собственность, услуги, объекты гражданских прав, цифровые права, цифровая экономика.

 

Аннотация. В статье «Цифровые права и информация в системе современного гражданского оборота» исследуются вопросы правового регулирования информации в частноправовых отношениях.

Современные технологии активно проникают в сферу общественной жизни человека и порождают новые явления действительности. Зачастую они не получают должного и своевременного правового регулирования. Отсутствие регулирования по отдельным аспектам порождает неуверенность участников гражданского оборота, что препятствует совершению определенных сделок с информацией. Недостаточное регулирование является препятствием на пути построения в Российской Федерации «цифровой экономики», которая уже сегодня определяет порядка пяти процентов внутреннего валового продукта.

Авторами исследуется юридическая природа информации в системе гражданско-правового регулирования. Отмечается, что информация, исключенная из перечня объектов гражданских прав в Гражданском кодексе Российской Федерации, на практике находит различные проявления. Рассмотрены отдельные формы проявления информации в сфере интеллектуальной собственности, оказания услуг. На основе примеров делается вывод о том, что данные сферы не являются ее исчерпывающим проявлением в системе гражданского оборота.

Проанализированы результаты развития современных информационных технологий, которые позволяют рассматривать информацию в качестве самостоятельного и полноценного объекта гражданских правоотношений. Предлагается обозначить информацию в гражданском законодательстве в качестве объекта гражданских прав, отразив ее специфические признаки и пределы в гражданском обороте, расширив регулирование информационных процессов в частях первой и второй ГК РФ.

Отдельное внимание уделено законопроекту, в котором предлагается ввести в законодательство понятие «цифровых прав» в качестве разновидности «исключительных прав».

 

Annotation. The article «Digital rights and information in the system of modern civil turnover» examines the issues of legal regulation of information in private law relations.

Modern technologies are actively penetrating into the sphere of human social life and generating new phenomena of reality. They often do not receive adequate and timely legal regulation. Problems of regulation on certain aspects creates uncertainty among participants of civil turnover, which prevents certain transactions with information. Lack of regulation is an obstacle on the way of building of the digital economy in the Russian Federation, which already today determines the order of five percent of gross domestic product.  

The authors investigate the legal nature of information in the system of civil law regulation. It is noted that the information excluded from the list of objects of civil rights in the Civil code of the Russian Federation in practice finds various manifestations. Some forms of informational manifestation in the sphere of intellectual property, rendering of services are considered. Based on examples, it is concluded that these spheres are not its exhaustive manifestation in the system of civil turnover.

The results of the development of modern information technologies, which allow to consider information as an independent and full-fledged object of civil legal relations, are analyzed. It is offered to designate information in the civil legislation as object of civil rights, having reflected its specific signs and limits in civil turnover, having expanded regulation of information processes in parts of the first and second Civil code of the Russian Federation.

Special attention is paid to the draft law, which proposes to introduce the concept of «digital rights» as a kind of «exclusive rights».

 

Современное общество живет в эпоху кардинального перестроения всех общественных отношений, когда информация приобретает первоочередное значение в различных областях жизни человека, в том числе и в праве. Информатизация выступает наиболее современной и актуальной формой упорядочения различных общественных процессов. Усиливается тенденция перехода формы совершения действий из материальной плоскости в электронную, а виртуальные действия приобретают не только значение фактов и носят все более привычный характер, но и находят свое постепенное нормативное закрепление.

Российское законодательство весьма «сдержанно» регулирует частноправовые процессы, связанные с информатизацией общественной жизни. Учитывая устремленность развитых государств на построение цифровой экономики, которая уже сегодня определяет темпы развития внутреннего валового продукта и определяет механизмы совместного потребления (обмениваться эффективнее, чем покупать и владеть)[1], многие из них уже демонстрируют дальновидный подход к обеспечению правового регулирования информационной среды.

В настоящий период законодательные подходы напоминают лишь «пробу пера», но многие из них вызывают настоящую заинтересованность, поскольку достигают определенного успеха. Например, законодатели Европейского союза, Сингапура, Великобритании, Японии, Беларуси начали уверенное выстраивание цифровой политики в области регулирования информационных технологий, которое приносит им первые экономические эффекты. Подход российских властей в отношении регулирования сложных технических и информационных процессов всегда был консервативен, что можно обусловить лишь правовыми традициями государства, стремящегося обеспечить регулирование отношений по мере их развития в практике гражданского оборота и выявления пробелов, а также компенсацией судебной практикой и обычаями делового оборота[2].

В настоящее время становится все более очевидной трансформация права на информацию. Традиционное юридическое понимание информации, как совокупности данных и сведений, отходит на второй план в связи со стремительным развитием информационных технологий. Если в определенный исторический момент право на информацию воспринималось в качестве декларативной нормативной установки, расширяющей и защищающей свободу и достоинство личности[3], то в настоящий период возникает потребность в его ином понимании, которое диктует развивающийся гражданский оборот.

Право на информацию, как право реального действия, подразумевающее возможность переработки полученных сведений в определенных целях, если и не получило должного юридического оформления, то несмотря ни на что уверенно вошло в юридическую практику (к примеру, сделки с так называемыми «большими данными» о пользователях различных сервисов, агрегаторов и информационных систем). Подобный подход к информации, как к объекту потребления, давно является привычным для многих участников гражданского оборота. Все сложности развития частноправовых отношений требуют соответствующего юридического переосмысления: пересмотра не просто стремительно устаревающих конструкций, а дополнения и выработки новых механизмов реального действия.

Дискуссионной на протяжении многих лет в цивилистике остается проблема отнесения информации к объектам гражданских прав[4]. Исключение информации из перечня объектов гражданских прав в статье 128 ГК РФ видится достаточно спорным решением, которое уже сегодня в новых экономических и политических реалиях не выдерживает никакой критики. Примечательно, что в основном действующем источнике информационного права, а именно в Федеральном законе от 27 июля 2006 года № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» информация рассматривается в качестве объекта гражданских правоотношений, тогда как в ГК РФ, как важнейшем регуляторе частноправовых отношений - нет. Парадокс ситуации объясняется некогда различными подходами авторов законодательных инициатив к информации в отраслях гражданского и информационного права.

Примечательно, что исключение информации из перечня объектов гражданских прав преследовало цель определения места информации в системе базовых категорий гражданского права. С 2008 года в редакциях ст. 128 ГК РФ уже не было упоминания информации. В последующем появляются научные работы, в которых информация рассматривается через призму правового регулирования интеллектуальной собственности[5] (включая базы данных)[6] и результатов работ и оказания услуг.

Классическая учебная литература по гражданскому праву или не рассматривает информацию вовсе в общем курсе цивилистики, или рассматривает ее в качестве содержания обязательства обязанного лица, поэтому объектом правоотношения являются конкретные действия (в результате которых передается и распространяется информация)[7].

Безусловно, в отношениях по оказанию консультативных и информационных услуг информация выступает в качестве определенной цели, а не самостоятельного обособленного предмета. Тем не менее, в результате оказания услуги (совершения определенных действий или при осуществлении определенной деятельности) возникает объективированный результат, который находит свое воплощение в форме передаваемой и получаемой информации, как правило, на материальном носителе. Многие риэлтерские услуги на рынке недвижимости нашли свое воплощение в качестве услуги по передаче информации с настолько разнообразной спецификой, что во многих ситуациях подобные договоры можно отнести к непоименованным в гражданском законодательстве. Услуги сами по себе выступают отражением определенной деятельности, но их результат, хоть неразрывно и связан с процессом, все же имеет определенный итог. Например, аудиторская услуга имеет результат в виде аудиторского заключения, медицинская – улучшение состояния здоровья путем приема лекарств по назначению врача. В данном случае имеется объективированный итог, который находит свое воплощение в передаче информации, которая хранится на определенном носителе и порождает последующие юридические факты по воле лиц.

По другой версии, развиваемой в науке, информация существует в качестве объективированного материального носителя, который является вещью[8]. Однако данный подход вызывает обоснованные споры по поводу того, что материальный носитель является лишь внешним способом хранения информации, с которого ее можно удалить или на котором ее можно подвергнуть трансформации и изменениям. Фактически, информацию на материальном носителе можно сравнить со зданием на земельном участке. Ценность земельного участка во многом может зависеть от того, какой объект строительства на нем находится. Данный довод вполне справедлив и к информации, поскольку ее ценность будет определяться исходя из ее качественного наполнения, которой требуется материальный носитель для сохранения и распространения. Тем не менее, по нашему мнению, юридически соединять воедино информацию, как определенную материю в ее идеальном состоянии, и материальный носитель в качестве вещи, не представляется правильным.

Видится, что можно провести некую аналогию с теми конструкциями, которые предложены в части четвертой ГК РФ в отношении интеллектуальной собственности. Так, результаты интеллектуальной деятельности для восприятия должны быть выражены в объективной форме, которая достигается посредством материализации (это не относится, к примеру, к исполнению в реальном времени). Материализация заключается в фиксации нематериального объекта на материальном носителе[9]. Подобные механизмы можно было бы применить по отношению к информации, что закрепило бы ее использование в гражданском обороте.

В связи с этим можно отметить, что на уровне регулирования интеллектуальной собственности существуют реально действующие механизмы, которые могут использоваться по отношению к информации, так как она также отражает нематериальную природу и имеет идеальный характер.

Тем не менее, некогда исключение информации из объектов гражданских прав подразумевало то, что не любая информация может быть таковой, а лишь определенная. Примечательно, что любой объект нематериальной природы может рассматриваться в качестве определенной совокупности информации. При этом информация может сводиться не только к этим объектам, но и к другим формам. Позиция о том, что информация является сведениями об объектах гражданских прав, но не объектом фактических гражданских правоотношений[10], не всегда отвечает действительности.

Действительно, ГК РФ обозначил границы гражданско-правового регулирования информации в части четвертой, закрепив определение информации в авторском праве. Однако информация в авторском праве вряд ли будет подходить под те объекты, которые не являются результатом интеллектуальной деятельности. Информацией об авторском праве в ст. 1300 ГК РФ признается любая информация, которая идентифицирует произведение, автора или иного правообладателя, либо информация об условиях использования произведения, которая содержится на оригинале или экземпляре произведения, приложена к нему или появляется в связи с сообщением в эфир или по кабелю либо доведением такого произведения до всеобщего сведения, а также любые цифры и коды, в которых содержится такая информация. Мало того, что у участников оборота такая формулировка вызывает глубочайшее непонимание, так и для юристов актуален вопрос о ценности и сущности подобных сведений. Аналогичное по структуре определение содержится в отношении информации о смежных правах. Попытки выразить информацию через категории интеллектуальной собственности в настоящий период стремительно устаревают с развитием технологического прогресса.

Примечательно, что интеллектуальная собственность является отражением определенной информации, но у нее есть своя четкая и вполне определенная специфика, раскрываемая через законодательно определенные признаки. Однако все зафиксированное в гражданском законодательстве многообразие результатов интеллектуальной деятельности не позволяет отразить различные многогранные проявления информации в современных общественных процессах с учетом уровня развития социума. Примерами ранее неизвестных современной юридической науке форм трансформации информации можно назвать «большие данные», блокчейн, виртуальную и дополненную реальность, нейронные сети, искусственный интеллект и т.д. Отмечается, что недостаточно исследована их сущность и природа[11]. Все эти категории не только не вписываются в парадигму интеллектуальной собственности, поскольку их невозможно отождествить ни с одним из объектов соответствующего перечня, но они по своей природе не являются результатом творческого мышления и формируются без сознательного участия в этой деятельности человека, поскольку развиваются без воли на это лица, а лишь посредством программных алгоритмов.

Заслуживающей особое внимание является позиция, согласно которой не оспариваются возможности применения вещного права и интеллектуальной собственности для регулирования отношений в сфере обращения информации. Предлагается одновременное использование возможностей этих институтов права для защиты информации[12]. В тоже время в определенных обязательственных отношениях у информации появляются дополнительные свойства ее защиты. Все это отражает широту не только информации, как объекта правоотношений, но и ее многогранный характер в гражданском обороте, а также отсутствие реального упорядочения.

Возникновение новых явлений реального мира, которые имеют идеальную, нематериальную, виртуальную природу, позволяет говорить о потребности их обобщения в рамках определенной категории. Это обобщение не только позволит эффективно обозначить пределы правового регулирования, но внесет ясность в систему гражданских правоотношений.

Перечисленные новые категории являются различным отражением информации, однако они не возникают в силу интеллектуальной деятельности, не являются результатом оказания услуг и не выступают в качестве самостоятельного объекта обязательственного правоотношения. Еще сложнее обстоит вопрос с определением их вещной характеристики, поскольку, например, в категории блокчейн собственник технологии не просто отсутствует, его невозможно установить в силу специфики получаемой информации, отсутствуют и посредники[13].

Потребность правового регулирования информации в гражданских правоотношениях возникает в силу того, что информация уже является объектом реальных, а не номинальных гражданских отношений. Особенно наглядно это демонстрируется в последних примерах судебной практики. Так называемые «большие данные», т.е. совокупность определенных сведений различного характера, стали самостоятельным предметом частноправовых отношений между юридическими лицами в деле № А40-18827/17[14]. Уже 29 января 2018 года Решение Арбитражного суда города Москвы от 12 октября 2017 года было отменено, а к рассматриваемым категориям выработан кардинально отличающийся подход в апелляционной инстанции[15]. В будущем это приведет к выстраиванию судебной практики, которая не имеет под собой даже четкого фундаментального нормативного регулирования.

Полагаем, что информацию в определенном виде логично обозначить в ГК РФ в качестве объекта гражданских прав, отразив ее специфические признаки и пределы в гражданском обороте, расширив регулирование информационных процессов в частях первой и второй ГК РФ. Гражданское право подразумевает определенное экономическое обоснование отношений, отражает их материальную сторону. В условиях стремления к построению современной цифровой экономики регулирование информации может выступить новым сигналом для развития отрасли.

Новую волну интереса к информации в системе гражданских правоотношений обозначил законопроект № 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации», инициаторами которой стали депутаты Государственной Думы Федерального Собрания Вячеслав Володин и Павел Крашенинников. Законопроект предусматривает ряд новаций для гражданского законодательства, которые призваны стать первым шагом на пути законодательного вхождения Российской Федерации в цифровую экономику посредством внедрения новых механизмов в систему частноправовых отношений.

В систему объектов гражданских прав предлагается включить цифровые права, под которыми понимались бы особые имущественные права - то есть права, которые будут иметь свою определенную специфику, но в тоже время содержать свойства объектов права собственности в части их передачи одним лицом другому лицу.

Введение цифрового права, как особого имущественного права, открывает масштабные возможности для участников гражданского оборота. Например, в законопроекте дополнение п. 4 ст. 454 ГК РФ после слов «имущественных прав» словами «, в том числе цифровых прав» фактически легализует куплю-продажу в отношении цифровых денег, больших данных и других форм воплощения информации.

Таким образом, достигается еще более стремительное закрепление тенденции приравнивания значения и оборота прав к вещам в ГК РФ, которое наметилось в сфере гражданского оборота в последнее десятилетие[16]. Поскольку цифровые права можно отчуждать на условиях купли-продажи, а де-факто приравнять к вещам, то к такому объекту возможно применение вещного права. Цифровое право в качестве особого имущественного права будет являться полноценным объектом гражданским прав.

В настоящий период на основе тех положений, которые имеются в проекте закона, невозможно оценить в полной мере предлагаемые изменения. Необходимо четко понимать те конкретные общественные отношения, которые стремятся урегулировать авторы инициативы. Определенные вопросы вызывает используемая в проекте терминология, поскольку без подзаконных актов и технического регулирования будет трудно установить все элементы целостной системы. Например, использование слов «уникальный доступ к цифровому коду или обозначению» видится нам в качестве идентификатора для доступа к децентрализованной информационной системе. Не менее актуальна будет уточненная характеристика такого идентификатора. С точки зрения цивилистики возникает научный интерес к тому, будет ли такой идентификатор личным или на предъявителя, кто сможет им воспользоваться и в какой форме он будет зафиксирован.

Несмотря на появляющуюся критику в отношении конструкции, у нее присутствует определенный потенциал. Безусловно, в актах требуется расшифровка того, что является «цифровым кодом», а что - «цифровым обозначением». В любом случае, даже цифровой код и обозначение – это определенный набор символов, т.е. сведения, фактически являющиеся информацией. Авторы проекта завуалировано используют значение информации, называя ее кодом или обозначением. Это объяснимо с позиции того, что сама по себе информация слишком многогранна.

В законопроекте цифровые права получают специфическое определение, которое отражает весьма упорядоченный набор сведений. Однако законодатель упорно обходит упоминание информации в данном контексте. Тем не менее, информация в гражданском обороте все равно будет находить новые формы воплощения в связи с развитием технологий, а помимо цифровых прав могут появляться иные способы ее отражения.

В законопроекте появляется новый договор - предлагается в кодекс включить ст. 783.1 ГК РФ, посвященную особенностям договора об оказании услуг по предоставлению информации. Объектом данного договора будут являться сведения определенного характера. Но разве эти сведения подходят под что-либо, предложенное в новой трактовке ст. 128 ГК РФ? Остается только «иное имущество», под которым и может скрываться информация, имеющая значение и ценность для участников только определенных гражданских правоотношений в отдельных случаях.

 

Библиографический список:

1.              Городов О.А. О нетрадиционных объектах гражданских прав // Правоведение. 2013. № 6.

2.              Джабаева А.С. Имущественное право как объект гражданского оборота // Сибирский юридический вестник. 2003. № 3.

3.              Инюшкин А.А. Информация в системе объектов гражданских прав и ее взаимосвязь с интеллектуальной собственностью на примере баз данных // Информационное право. 2016. № 4.

4.              Карцхия А. Цифровой императив: новые технологии создают новую реальность // ИС. Авторское право и смежные права. 2017. № 8.

5.              Лазарев Я. Цифровая среда – новое поле для гражданского права // ЭЖ-Юрист. 2016. № 19.

6.              Лобанов Г.А. Информация как объект гражданского права // Научно-техническая информация. Сер. 1. Организация и методика информационной работы. 1999. № 6.

7.              Маркина М.В., Березин Д.А. Информация // Журнал Суда по интеллектуальным правам. 2015 № 9.

8.              Мирских И.Ю., Мингалева Ж.А. К вопросу о правовом регулировании информации в условиях информационной экономики// Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2017. № 38.

9.              Рожкова М.А. О некоторых вопросах оборота исключительных прав и материальных носителей объектов интеллектуальной собственности // Журнал российского права. 2014. № 9.

10.           Талапина Э. В. Право и цифровизация: новые вызовы и перспективы // Журнал российского права. 2018. № 2.

11.           Федотова В. В., Емельянов Б. Г., Типнер Л. М. Понятие блокчейн и возможности его использования // European Science. 2018. № 1.

12.           Хабриева Т.Я., Черногор Н.Н. Право в условиях цифровой реальности // Журнал российского права. 2018. № 1.

13.           Бабаев А.Б., Бабкин С.А., Бевзенко Р.С., Белов В.А., Тарасенко Ю.А. Гражданское право. Актуальные проблемы теории и практики. Т.1. Под ред. В.А. Белова. М., 2015.

14.           Бачило И.Л., Лопатин В.Н., Федотов М.А. Информационное право. СПб., 2001.

 

S.V. POTAPENKO

Kuban State University, Chief of the Faculty of Law, Head of the Department of Civil Process and International Law, Doctor of Law, Professor (350000, Krasnodar Region, Krasnodar, 43 Rashpilevskaya St.)

I.Yu. PASHCHENKO

Kuban State University, Faculty of Law, Postgraduate of the Civil Law Department (350000, Krasnodar Region, Krasnodar, 43 Rashpilevskaya St.)

 

DIGITAL RIGHTS AND INFORMATION IN THE SYSTEM OF MODERN CIVIL TURNOVER

 

Keywords: information, civil legislation, civil turnover, intellectual property, services, objects of rights of rights, digital rights, digital economy.

---

[1] Талапина Э. В. Право и цифровизация: новые вызовы и перспективы // Журнал российского права. 2018. № 2. С. 11.

[2] Лазарев Я. Цифровая среда – новое поле для гражданского права // ЭЖ-Юрист. 2016. № 19.

[3] Мирских И.Ю., Мингалева Ж.А. К вопросу о правовом регулировании информации в условиях информационной экономики// Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2017. № 38. С. 432.

[4] Городов О.А. О нетрадиционных объектах гражданских прав // Правоведение. 2013. № 6. С. 99

[5] Карцхия А. Цифровой императив: новые технологии создают новую реальность // ИС. Авторское право и смежные права. 2017. № 8. С. 20.

[6] Инюшкин А.А. Информация в системе объектов гражданских прав и ее взаимосвязь с интеллектуальной собственностью на примере баз данных // Информационное право. 2016. № 4. С. 7.

[7] Бабаев А.Б., Бабкин С.А., Бевзенко Р.С., Белов В.А., Тарасенко Ю.А. Гражданское право. Актуальные проблемы теории и практики. Т.1. Под ред. В.А. Белова. М., 2015.

[8] Лобанов Г.А. Информация как объект гражданского права // Научно-техническая информация. Сер. 1. Организация и методика информационной работы. 1999. № 6. С. 8.

[9] Рожкова М.А. О некоторых вопросах оборота исключительных прав и материальных носителей объектов интеллектуальной собственности // Журнал российского права. 2014. № 9. С. 6.

[10] Маркина М.В., Березин Д.А. Информация // Журнал Суда по интеллектуальным правам. 2015 № 9. С. 24.

[11] Хабриева Т.Я., Черногор Н.Н. Право в условиях цифровой реальности // Журнал российского права. 2018. № 1. С. 85.

[12] Бачило И.Л., Лопатин В.Н., Федотов М.А. Информационное право. СПб., 2001.

[13] Федотова В. В., Емельянов Б. Г., Типнер Л. М. Понятие блокчейн и возможности его использования // European Science. 2018. № 1. С. 41.

[14] Дело № А40-18827/2017 // [Электронный ресурс] URL: https://kad.arbitr.ru

[15] Дело № 09АП-61593/2017 // [Электронный ресурс] URL: https://kad.arbitr.ru

[16] Джабаева А.С. Имущественное право как объект гражданского оборота // Сибирский юридический вестник. 2003. № 3. С. 30.